Последыш - Страница 57

– Аборигены, говоришь? – усмехнулся старец. – В далёкие времена, говоришь? Кого ты называешь дикарём или аборигеном? Того, кто жил по законам своего мира, говорил правду и не хотел принимать навязанную ему ложь от нежитей, захвативших власть? Того, кто по законам съедал сердце побеждённого воина и тем самым дарил ему жизнь в другом мире? А сколько русичей уморил патриарх Никон в семнадцатом веке? А сколько миллионов погублено коммунистами в середине двадцатого? Или выигравший поединок – убийца, уничтоживший миллионы жизней – вождь всех времён и народов? Запомни, деточка, ни в одной войне нет, и не будет победителя, не этим надо жить.

– Вы знаете как, дедушка? – наивно спросила Шура.

– Меня звали когда-то Перуном, – снова поднял на неё глаза старец. – Мне ли не знать, что несёт война, кто такие победители и побеждённые. Но мне нравится, что ты не в поисках власти пришла к нам. Как жить и чему научить людей, узнаешь, когда сорванное тобой яблоко съест пришедший с тобой юноша. Сумеешь убедить его, тогда оба сможете присоединиться к потоку энергии, получаемой Землёй из Вселенной. Вот тогда и поймёшь слова, что птица не жнёт, не сеет, не ткёт, не прядёт, а Господь дарует ей пропитание и красивую одежду. От таких странников по кольцам времени многое зависит.

– Хорошо вам сваливать всё на будущее, – насупилась Шура. – «Сумеешь убедить», «Сможете присоединиться»! Я здесь не для предсказаний будущего, не для гаданий на кофейной гуще и стараюсь не бежать впереди паровоза. Как там будет и будет ли – не сейчас строить предположения. Вы здесь спите ледяным сном и даже совета дать не можете, как людям навсегда избавиться от агрессии и желаний откушать из корыта всекормящей власти?

Перун серыми пронзительными немигающими глазами уставился на девушку:

– Сплю, говоришь? Нет, девонька, то не я сплю в ледяных палатах, а ты почиваешь проснуться не желаючи. Запомни: каждый человек делает сам свой выбор и только сам, на то он и сотворён по образу и подобию Божию. Согласна? Так вот, осознав стимул власти при первом же слове «Дай!», ребёнок тут же впадает в накатанную прародителями колею властолюбия и очень трудно его оттуда вытащить.

Но есть среди людей и другие крохотные чада, не понимающие насилия. Те не жалеют ни игрушек своих, ни сил, ни улыбок. Но их насильно загоняют всё в ту же колею, категорично не разрешая дарить радость окружающим. Ребёнок сразу замыкается, прячется в раковину и его тоже ничем оттуда не вытащить.

Я ведь недаром про птицу, тварь Божью, тебе напомнил. Учись жить, не почитая страстей, а умей пользоваться их услугами. Тогда Жадность, Зависть, Ненависть, Сладострастие и множество других пороков просто не смогут помешать человеку делиться радостью с другими и получать ту энергию, за которой люди гоняются все века, называя её Синей Птицей, не зная, что за настоящим счастьем далеко ходить не надо. Важно научиться понимать и принимать его.

Старец встал с пня, протянул яблоко Шурочке. Та послушно приняла плод и поразилась вдруг происшедшей вокруг перемене ледяного пространства на яркое и живое. Травы и цветы, ещё несколько минут назад казавшиеся промороженными насквозь, вдруг налились живым цветом, соком и запахом, пчёлы деловито зажужжали, облетая клевер и медуницу, а духмяный перелив какой вокруг разлился – что ни в сказке сказать, ни пером описать. Саша даже зажмурилась от удовольствия.

Да и на старце ледяная одежда превратилась в льняную, а вышитые по подолу длинной рубахи птицы и звери, превратились в живые рисунки. Казалось, на рубахе Перуна тоже живёт зверье, и каждая животина занимается своим делом.

– Ты, девонька, учись спасать ближних, – старец открыл ладонь. Там сидела ещё прохваченная льдом пташка, которая тут же ожила и упорхнула в принявшее синеву небо. – Коли спасёшь Тришку – получишь его кафтан. А нет, так снова меня заморозишь. И снова придётся ждать, кто придёт и власти захочет. Но всему своё время. Ты прежде помоги своей двойняшке разобраться в замужестве. Пропадёт она без тебя, бедная. Ей любовь познать надобно, а в чернокнижии о любви ничего не сказано. И на Руси ещё одна особа жаждет твоей помощи.

– Да я, дедушка… дедушка Перун, не собираюсь бросать Мариэль, – просто меня мой любимый бросил. Наверное, к вам подался.

– К нам, – кивнул старец. – Он придёт к тебе и узнаешь когда. Но больше никому не верь, кто под его личиной ходит. Никто тебя любви не сможет научить, коль не поймёшь сама. А что это – увидишь, когда придёт время.

Перун обернулся к трухлявому пню, на котором сидел, но на котором уже начала кое-где прорываться молодая поросль. Старец прошептал что-то набалдашнику своей трости и вырезанный на ней Сирин вдруг ожил, порхнул и растаял, словно живая птаха в поднебесье. Но летал Сирин на воле не долго. Почти сразу же он уселся на пень, где только что сидел Перун и вдруг всё окружающее пространство пронзили лучи вертикальной радуги. Прямо из пня эта радуга устремлялась вверх, в Космос. Или Вселенная направила радужный луч точно в пень – такого Шура ещё не видела.

Радужный сноп переливался не только всеми цветами видимого и невидимого спектра, а дарил всем живым, то есть всему сущему вместе с музыкой и запахом, разливающимся вокруг, сгустки энергии необычайной силы. Когда один из таких видимых сгустков коснулся девушки, она почувствовала вспышку и желание жить, дарить людям хоть небольшую, но радость. Ведь неважно в чём эта радость выльется, важно наделить ближнего такой же энергией света и разума. Может быть, тогда у людей вымрут чувства зависти и жадности, может, тогда они научатся жить по-другому?