Последыш - Страница 75

Он взял правой рукой висевшую у него на груди золотую пентаграмму, поднял её над головой и продолжил:

– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…

Вдруг где-то далеко прозвучали настоящие грозовые раскаты грома, которые были слышны даже здесь, за толстыми стенами и перекрытиями подвальных помещений.

Присутствующие в капище насильники тоже надели на себя сутаны, больше похожие на белые мучные мешки с какой-нибудь мельницы.

Балахонная паства капища зажгла свечки, как это делают православные на Пасху, и каждый из присутствующих читал вполголоса нараспев то ли молитву, то ли дьявольскую мантру, так что получался ощутимый звуковой фон. Но звук множества голосов не вносил никакого диссонанса в общий ход чёрной мессы. Меж тем Жиль де Рэ, откашлявшись, позвал:

– Прелати, брат мой, продолжи заклинания.

Из толпы насильников выделился один, подошёл к Жилю де Рэ и встал рядом:

– Во имя всемогущего и вечного… – прозвучал низкий голос вызывающего демонов.

– Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного…

Стена за алтарём, на которой был изображён Бафомет, стала прозрачной. Обозначившийся за ней коридор постепенно становился ярче, контрастнее, словно изображение, возникающее на фотобумаге. Подле одной стены коридора стояли в ряд статуи с человеческими телами и головами птиц, змей, животных. Напротив, у другой стены, стояли человеческие скелеты с глиняными табличками в руках. На каждой табличке сверкали золотые письмена, но только разобрать написанное издалека было невозможно.

В глубине коридора показался человек верхом на льве. Вернее, это был призрак, потому что тело всадника просвечивалось и хриплый громкий шёпот, словно внезапный порыв ветра, заглушающий монотонные мантры, пронёсся под сводами капища:

– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе. С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.

Затем стена снова вернулась в своё изначальное состояние, но на этом странная мистерия не кончилась. Прозвучавшие с разных концов капища пронзительные звуки труб заставили молитвенников заткнуть уши. Но ещё сильнее прозвучали клубящиеся звуки громовых разрядов и дробный треск, будто целый взвод солдат играл атаку на барабанах. Над алтарём под тёмным стрельчатым сводом происходила какая-то возня, будто там устроили молчаливую драку несколько теней, деля меж собой приносимую жертву.

Жиль де Рэ обернулся к братьям ордена и смиренно произнёс:

– Мы получили благословение, братья, да будет так!

В руках у него оказался обоюдоострый кинжал, который он держал перед собой обеими руками на уровне груди остриём вниз. Магистр повернулся к жертве и в это время Мариэль, сумев выплюнуть засунутую ей в рот тряпицу, прохрипела:

– Очнись, мужлан! Я ношу под сердцем твоего ребёнка!..

Жиль де Рэ на мгновенье застыл, но, видимо сатанинское благословение оказалось сильнее трезвого сознания. Магистр вонзил кинжал в живот женщины и повернул два раза против часовой стрелки. Из тела брызнула кровь и быстро залила весь алтарь. Мариэль даже не крикнула, потому что снова потеряла сознание, но на этот раз навсегда.

– Жиль де Лаваль, барон де Рэ, – вдруг прозвучал чей-то твёрдый мужской голос, доносившийся от входа в капище. – Именем короля! Именем короля, я арестовываю вас!

Всё же сестра Мариэль привела королевских рейтаров, но было уже поздно.

Шура так и не поняла, что произошло потом. Каким-то чудом ей удалось вернуться в своё тело, в свой мир. Скорее всего, на часах просто закончилось время пребывания в чужом измерении. Но девушка уже так сроднилась со своей двойняшкой, что с трудом восприняла насильственное разъединение одного целого. Что бы ни говорили хирурги о выздоровлении больного после спасительной операции, а расчленение, пусть даже спасительное, всегда было, есть и будет невозвратным разрушением целостности человеческой личности.

Потолок спальни в доме путешественницы во времени был раскрашен под ночное звёздное небо. Девушка неподвижно лежала на спине, проникая взглядом в миры и галактики, раскинувшиеся над её головой. Она вдруг ясно поняла, что Земля – не единственная обитаемая планета в мириадах галактических звёзд, что где-то есть такие же планеты с похожим или немного другим разумом, но неужели во всей вселенной жизнь развивается только среди войн и смут, среди противопоставлений добра и зла, среди утрат, слёз и горечи потерь? Зачем всё это? Зачем Всевышнему понадобилось создать общества хищников и убийц, для которых не существует ничего святого, кроме весёлого звона монет?

Неужели душа человека или какого-нибудь другого существа может расти только среди разврата, войн и лишений? Ведь тонкая человеческая сущность истончается и пропадает под давлением бесчисленного множества страстей. Недаром в человеческом обществе давно замечено бездушие и чёрствость, исчезновение стыда и совести, а то, что остаётся, превращается в почти бездумную гонку за наживой и удовлетворением животной страсти. При таком раскладе разум человеку практически не нужен и самое главное – умирает сила творчества. Для чего тогда нужна жизнь, если человек превращается из творца в потребителя? В таких случаях человек действительно приходит в этот мир только чтобы пожрать, поспать, погадить, потрахаться и подохнуть. Этакое стандартное «П» в пятой степени.