Последыш - Страница 82

Анна одела на голову хозяйки умело сплетённый венок прямо на чёлку с накосником, отошла на несколько шагов, любуясь на барыню.

– Лико чё, – промолвила Аннушка. – Я в девках-то также венок надевала. Красиво-то как! Лепота!

– А сейчас боишься? – улыбнулась её хозяйка.

– Так ведь не можно повойник мужней жене сымать и голову неубранную показывать, – убеждённо начала объяснять Анна.

– Так ведь нет никого в поле-то, – откровенно захохотала её хозяйка. – Нут-ко давай я твой повойник примерю, а ты в венке погуляй.

Барыня хотела снять с головы своей служанки головной убор замужней женщины, но та ловко увернулась и выскользнула из рук хозяйки.

– Не можно, матушка моя Феодосия Прокопиевна, – запричитала Анна. – Нут-ко мой благоверный супруг про то прознает?!

В круглых глазах служанки сквозил такой страх и боязнь быть застуканной на месте преступления, что молодая Феодосия Прокопиевна засмеялась ещё громче:

– Неужто мужу твоему, стрелецкому сотнику, в сидении на службе государевой не едина дума о том, как тебя сокрушить?

– Господь с вами, Феодосия Прокопиевна, – отмахнулась Аннушка. – Муж-от мой верный да любящий, токмо не гоже делать за спиной у него то, что мужние не делают. Вот Морозов Глеб Иванович заберёт вас назавтра у батюшки, вот как хлебнёте горюшка за мужем стать, вот и оденут вам на очелье кичку рогатую да по сторонам с круглыми бляшками из злата-серебра.

За причитаниями Аннушке так стало жалко свою хозяйку, которая должна скоро будет распроститься с девичеством, что из глаз у неё хлынули непритворные слёзы. Молодая Феодосия Прокопиевна, всё ещё улыбаясь, притянула служанку к себе, обняла, погладила по спине и вдруг тоже заплакала. Так и стояли бы они, проливая бабьи слёзы, да услышали голос Прокопия Фёдоровича Соковнина, родного батюшки Феодосии Прокопиевны, доносившийся из усадьбы:

– Дочка наша, Феодосия Прокопиевна! Что вы там с Анной загуляли-те? Уж не пора ли нам в палаты поехати? Тамока и матушка твоя Анисья заждалася, подвенечное платье вышиваючи. Здеся тепло, знамо дело, ан в московских платех тепле бысть. Поелику тебе бяше семи-на-десяти лет исполнилось, пора ю сочетоваше законным браком за болярина Глеба Ивановича Морозова. Надысь я говорил ужо. А заутро чуть свет Глеб Иванович Морозов-ста за невестой пожалует. Будешь у него в Зюзино жить. А хоромы тамо-ка! Страсть как заморские мастеровые всё плиткой выложили, да разукрасили. Сам Государь наш Алексей Михайлович изволил поглядеть, да позавидовать.

Феодосия Прокопиевна с Аннушкой, подобрав подолы сарафанов, поспешили в усадьбу. В путь дорогу собраться – время нужно, а если Прокопий Фёдорович позвал, мешкать нельзя, не любит он ожидаючи и догоняючи жизнь разменивать.

Долго ли, коротко ли, но скатились Феодосия Прокопиевна с Анной по каменным ступеням с крыльца и поспешили к карете, запряжённой двенадцатью аргамаками. Царский окольничий Прокопий Фёдорович Соковнин состоял в родстве с самой царицей Марией Ильиничной и выдавал дочь за родного брата «дядьки» царя всея Руси Алексея Михайловича Романова-Тишайшего, поэтому невеста должна была выглядеть не хуже, чем сама Государыня Мария Ильинична.

Прозвище Тишайший, Государь получил с малых лет, потому как не любил распоряжаться по-царски, хотя зачастую оказывался капризен не хуже малого дитятки. Но принимать решения ему всегда помогали царский «дядька» Борис Иванович Морозов и князь Пётр Семёнович Урусов. Были и другие советники, но Борис Морозов старался не допускать лишних. А слово Бориса Морозова было крепче железа, он и дворов-то имел от семи тысяч с половиною. Так богато жили на Руси разве что только Строгановы.

Всё это Шура усвоила, пока карета, запряжённая двенадцатью лошадями, доставляла отца и дочку в московские палаты. В то время столица была ещё не слишком большим городом и вся боярская Дума добиралась в Кремль из своих усадеб, окруживших столицу плотным кольцом. В то же время из Кремля в придворные усадьбы принялись прокладываться подземные ходы. Вероятно, ходы начали появляться ещё в то время, когда Кремль был деревянным. Потом сеть подземелий расширилась настолько, что под столицей можно было пройти из одного конца в другой незаметно для окружающих.

Особенной царёвой вотчиной служило Кунцево. А рядом с Кунцево – район Крылатское. Оно тоже было пригородом. Более того, Крылатское тогда называлось Крылецким, то есть заграничные гости останавливались поначалу в гостиных дворах Кунцево-Крылецкое и ждали, пока им разрешат явиться на поклон к Государю. Затем, первый приём назначался обычно в Грановитых палатах. И приезжим, угодившим Государю, разрешали поселиться в Замосковорецкой слободе, остальных же просили вернуться в Крылецкое. Знамо дело, что «не угодившие» долго там не задерживались, – мало ли какая дума Государю на ум придёт по поводу не понравившихся ему гостей.

Царский окольничий Прокопий Фёдорович Соковнин успел вовремя позаботиться о дочери, устроив её придворной фрейлиной к царице Марии Ильиничне, где она в своё время попалась на глаза Глебу Ивановичу. Уж так эта девица приглянулась болярину Морозову, что он, недолго думая, заслал сватов на двор Прокопия Фёдоровича. У девок в то время мнения не спрашивали, но Прокопий Фёдорович уважал дочь, поэтому сватовство именитого болярина было поначалу вынесено на семейный круг, а когда молодая согласилась, краснея и пряча от батюшки глаза, то на всех могущих возникнуть сомнениях был поставлен крест.

Вот и сейчас Феодосия Прокопиевна с Анной ехали в чудной резной карете, запряжённой двенадцатью аргамаками. И не только лакеи в ливреях стояли на запятках, но на левой лошади передней пары восседал форейтор. Рядом с каретой также бежали стрельцы, а позади прилепилась ещё и конная дружина. С такой охраной по Руси ездил разве что сам Государь. Но что не сделает бравый богатый жених для своей молодушки?